Роман «Прокляты и убиты» был задуман в трех книгах, в свое время опубликованы две, предполагалось, что в третей будет рассказано о сегодняшнем дне фронтовиков, но в последнее время писатель все чаще говорил о тем, что силы на исходе и третья книга так и не была написана.
Первая книга романа «Чертова яма» (1992) — это метафорическое обозначение казармы, а точнее, полутемных землянок, срубленных из неокоренных сосновых бревен, где в течение двух месяцев обитает карантин. Один из новобранцев, увидев все это, приходит к грустному выводу: «И здесь бардак!»
Время действия романа — поздняя осень 1942 г., место действия — казармы в военном городке, расположенном под Бердском, в Сибири, где призывники 24-го года рождения (ровесники В-Астафьева) должны пройти политическую и боевую подготовку и отправиться на фронт. Но это намерения, а реальность совсем другая. В 21-м стрелковом полку много больных, драки, истязания и даже безнаказанное убийство красноармейца Попцова, совершенное ротным командиром Пшенным, и ответное нападение взбунтовавшегося взвода, чуть было не поднявшею на штыки виновника-офицера. Вершина ужасов — грозный приказ № 227 и начавшиеся показательные расстрелы солдат, невинных братьев Снегиревых.
В. Астафьев не ищет (во всяком случае в первой книге) истоков и мотивов будущей победы, а погружает своих героев в военный быт — писатель вправе выбрать свой, наиболее адекватный его замыслу, творческой индивидуальности ракурс изображения. Он стремится показать то, что еще не было объектом внимания «военной» прозы — страшную изнанку армейской жизни, ее «тягучий, изморный ход», когда за неполных два месяца призывники превращались в доходяг, согбенных старичков с пожухшими глазами, равнодушных ко всему, кроме спанья и еды.
Главный пафос первой книги — обличительный, здесь писатель выступает продолжателем традиций Л.И. Солженицына («Архипелаг ГУЛАГ»). Астафьев не жалеет сатирических красок для изображения политработников армии, с сарказмом повествует об активистах 20-30-х годов. Автор высмеивает показательный суд над отпетым человеком, картежником, пронырой Зеленцовым, едва не убившим добрейшего капитана Дубельта. Но сатирическое острие направлено не на Зеленцова, а на судей, членов военного трибунала, в разоблачении которых автор использует значащую деталь. На сцене зала, где разыгрывается судебное действо и восседают двое солидных мужчин с малиновыми петлицами, — барельеф («упряжка с вождями мирового пролетариата»). Когда на суде разразился скандал (Зеленцов требовал отправить на фронт жирных судей и его поддержали красноармейцы, согнанные на показательный процесс), «полковник вместе с судебной обслугой поскорее ретировался за сцену, скрылся за упряжку из четырех вождей».
Во второй книге романа под названием «Плацдарм» (1994) обличительный тон так же силен. Здесь описывается сражение за один из двадцати семи плацдармов на правом берегу при форсировании Великой реки (Днепра) осенью 1943 г. По убеждению писателя, это та же чертова яма, только вынесенная на линию фронта. Боеприпасов нет! Продуктов нет! То же равнодушное отношение к солдату, издевательства отцов-командиров, предпочитающих «руководить» операцией с безопасного левого берега реки. Во второй книге достается не только политотдельцам, но и Александру Васильевичу Суворову.
Правда войны — проблема наиважнейшая для каждого писателя-фронтовика. В. Астафьев в разные годы по-разному оценивал то, что и как писалось о войне. В начале 70-х ему казалось, что слишком много создано хороших книг о войне, в 1988 г. он говорил обратное ("Я был на другой войне"). Автор поставил перед собой, можно сказать, амбициозную цель рассказать о своей войне. Действительно, до Астафьева никто не писал так обнаженно о войне с точки зрения солдата.
Источник: Зайцев В.А. и др. История русской литературы второй половины XX века. М.: Высшая школа, 2004
