Мои герои Бессмертного полка

Мои герои Бессмертного полка.
От внука моего Артёма Толчаницына. 9 лет.                                           

 https://yadi.sk/d/qFmRCxUIha3K6A

...красавицы шли на войну добровольцами

На этой фотографии  моя красавица мама, Нина Ивановна Халяпина. Она сфотографировалась 28 января 1944 года в Днепропетровске. Шёл ей тогда 21 год, и на фронте она была уже больше двух лет. Деревенских девчат с началом войны направили рыть окопы под Сталинградом. Хоть и привычными они были к  крестьянской нелёгкой работе, но здесь было очень трудно. Мучили холод, слякоть, хотелось есть и спать. Попробуй покидай  неподъёмную  мокрую глину из ямы на бруствер. Готовились укрытия для наших войск. Фронт катился к Волге. ...

Они с подружками попросились в действующую армию, и их взяли. Мама попала в авиационный полк, который осуществлял прикрытие наших войск. Это было время, когда наши отступали. Через Днепр на чём придётся, в сторону  Ростова, потом на Кавказ. Горели  нефтяные промыслы в Грозном и окрестностях. Паника и неразбериха, но в полку всегда порядок и строгость в соблюдении дисциплины. Элита армии, лётчики, перед ними благоговели, но и они держали высоко марку офицеров военно-воздушного флота. 

Молоденькие девушки, как моя мама, обеспечивали аэродромное обслуживание. Мама подвешивала бомбы  к самолётам, потом служила на КП, следя за показаниями радара и отмечая на карте курсы самолётов. ...От предгорий Кавказа она со своей частью дошла, долетела, добралась  до  границы Западной Украины, до Львова и здесь встретила Победу.

Помню, она рассказывала об этом дне. Было яркое солнечное утро, будто в праздник, на Пасху. Весна. Буйствуют в цвету сады. Кругом всё зелёное. Запах сирени... И беспорядочная стрельба, шум, крики: "Победа! Победа! Победа!"

С войны мама привезла"трофей" -- вычурный тончайшей выделки фарфоровый  кувшин-чайник, который, как драгоценную реликвию, бережёт нынче моя сестра. И  душу моей мамы упокоил Господь... Спасибо вам, дорогие наши родители, что уберегли отчую землю и дали нам жизнь. И пусть в том, вашем теперешнем мире, тоже сегодня будет праздник -- День Победы!

Рядовой Василий Саблин

Мои родители участвовали в Великой Отечественной войне. Папа, Саблин Василий Фёдорович, ушёл на фронт в 41-м. Ему тогда исполнилось только  семнадцать лет. Тяжёлые испытания выпали на его долю. Пришлось ему пережить ужасы немецкого концлагеря.  После возвращения  в Советский Союз на родину, в большое богатое село Старица  в Астраханской области, он попал не сразу, потому что был лагерь уже свой, советский.  У отца осталось с тех времён  святое отношение к хлебу -- он крошки одной  со стола никогда не сметал. Соберёт в горсточку и отправит в рот, потому что навечно остался страх перед голодом, который пришлось испытать в плену.

Он  любил "Землянку" и "Напрасно старушка ждёт сына домой"...   Делал много орфографических ошибок, но писал готическим стилем с наклоном влево. Почему -- не сообразила расспросить. Простой рабочий человек и грамоты маловато, но знаете, он умел так подсказать  нам с сестрой и братом, как решить задачу, что она решалась  сама собой. И без этого нынешнего натаскивания и записи современным дитятей под диктовку родителя, а дать толчок, найти в условии то, на что ты и внимания не обратила.

...Он умер в начале перестройки. И на его могиле поставили небольшой обелиск, какие ставили солдатам, со звездой на шпиле. Скромный памятник скромному человеку -- воину. Пусть земля ему будет пухом.

И выйду я из боя невредим

Это военная фотография моего любимого свёкра Александра Петровича Толчаницына, старшего лейтенанта, командира взвода стрелкового полка, начавшего  свой воинский путь в  сентябре 41-го и закончившего его в июле 45-го. Через всю войну,  в составе трёх фронтов, до самого Берлина...На обороте этой фотографии рукою Александра Толчаницына красивым, старательным почерком переписаны стихи маленькому сыну любимому Эдику, моему будущему мужу.

                                             Роса обмоет пыльные цветы

                                             В последней день тоски и нашей муки

                                             Я возвращусь. Любимый, ты

                                             Ко мне протянешь ласковые руки.

                                             В тот светлый день  улягутся в груди

                                            Тоска и грусть, печали и тревоги.

                                            И лишь за нами где-то позади

                                            Останутся военные дороги.

                                            И ты поймёшь, что их в огне пройти

                                           Для всех живых была трудна задача.

                                           Но выйду я из боя невредим --

                                           Не может быть, любимый мой, иначе!

Номер 138805

После вчерашнего своего сообщения в блоге о хлебе и воспоминаниях об отце, о том, что он пережил в немецком плену, не могу не написать ещё и об этом. Голод, когда была съедена заключёнными (об этом рассказывал отец) вся трава, только-только пробившаяся весной, голод, от которого можно было озвереть. Нестерпимые мучения от холода. Непосильный труд в шахтах, на заводах. Постоянное ожидание смерти от пули надзирателя,  даже от пинка -- много ли надо живому скелету. Но была в тех людях неведомая фашистам сила -- вера, надежда и сострадание...

-- Пан, есть ли у Вас книга об Освенциме на русском языке?

Он, видимо, сразу не понял, попросил повторить.

-- Книга. На русском языке.

-- Ах, по-русски.

Он подаёт мне книгу, выпущенную издательством Государственного музея в Освенциме "Освенцим в глазах СС". Пан Бронислав Бернадский жестом просит книгу назад и молча пишет на форзаце цифры 138805. Так же не говоря ни слова, он показывает на запястье левой руки несмываемый номер 138805 -- его лагерный номер. Он был узником Освенцима. 

Тогда, в 1975, ещё пускали русских в этот страшный музей (сейчас, я слышала, уже не пускают). Читаю свою старую статью в газете о  поездке в Польшу и воочию вижу подробности экскурсии в Освенцим: бесконечные бараки,  многоэтажные нары внутри, грубо сколоченные столы, алюминиевые плошки, арестантские лохмотья. В следующих бараках пирамиды из чемоданов, взрослой обуви и детских ботиночек, сандаликов. Горы человеческих волос. А дальше спуск в подземелье, в карцеры для заключённых. Рельсы в печь  и сама эта печь -- крематорий, в котором сжигали пленных. Нам только рассказывали о медицинских экспериментах, которые проводили фашисты в этом лагере. Показать ничего не показывали. Нормальная человеческая психика этого выдержать не может.

Мой отец тоже был приговорён к сожжению. В том лагере, где он находился, всё было так же, как в Освенциме. Остался живым благодаря тому самому состраданию, милости к ближнему и верности в дружбе. Сосед по нарам предложил моему Василию Фёдоровичу поменяться номерами (к счастью, в их лагере их не выкалывали на теле заключённых) -- чтобы вместе со своим другом разделить смертную участь. Он сгорел вместе с товарищем, а отец, благодаря ему, остался жив. 

Оставляю эти записки, чтобы потомки помнили. Мой отец прошёл через это. Я своими глазами видела восстановленные с помощью живых свидетелей картины (теперь это обозначается словом инсталляции) этих ужасов. 

Помните, люди! Через века, через года помните! (Да простит мне поэт, что не буквально цитирую его слова).