Русский язык – это, пожалуй, третья вещь после гигантской территории и ядерного оружия, что – почти против воли государства и при полной апатии народа – удерживает Россию в ряду «перворазрядных», имперских стран. На русском до сих пор неплохо говорят во многих странах мира, некогда входивших в орбиту СССР – а уж понимают его даже там, где хотели бы поскорее забыть. И – что немаловажно – русский язык с его великой литературной классикой можно назвать последней гордостью страны, где даже вокруг Победы 1945 года уже вовсю идут деконструирующие национальный миф споры.
Менее известно, но не менее любопытно, что русский язык пользуется неожиданной популярностью в некоторых европейских странах. Например, во Франции это один из наиболее престижных вариантов «второго» иностранного, русский учат там в старинных и престижных учебных заведениях. Причина этому – не столько желание общаться с современными обитателями РФ, сколько сложность и красота грамматической конструкции русского языка, а также наша литературная традиция.
В последнее время, однако, слишком многие происходящие в русском языке процессы откровенно пугают. Упрощение грамматики и обеднение массовой лексики, пережитое в 1990-е годы обилие заимствований – всё это заставляет иногда думать о грядущих необратимых изменениях.
М. Кронгауз: -- Одно из нормальных состояний языка – это состояние строгой нормы, строгой кодификации. Такое состояние было характерно не исключительно для Советского Союза и даже не для тоталитарных государств как класса – оно характерно для любого стабильного общества. Язык в таком обществе выполняет, кроме всего прочего, еще и функцию иерархизации, стратификации. Он дает преимущество тем, кто овладел языком, в смысле позиции в иерархии. В Англии и других стабильных обществах карьеру сделать легче, если ты владеешь языком в совершенстве. Причем престижным вариантом этого языка. А иногда без такого престижного языка сделать карьеру и вовсе невозможно. Язык, таким образом, стабилен и выполняет определенные социальные функции.
В нестабильном обществе – после социального взрыва, который мы пережили в конце 80-х и начале 90-х – во-первых, исчезает престиж литературного языка. Вместе с тем, начинают расшатываться все кодифицированные нормы. В результате становится неважно, как человек говорит – на разговорном или на литературном языке. Всё перемешивается, рушатся перегородки – между литературным и нелитературным языком, между разными жаргонами, которые раньше не проникали в речь образованных людей – или проникали, но как специальный показатель, маркер.
Полностью интервью с М. Кронгаузом читать здесь
Комментариев нет:
Отправить комментарий