Предыдущий пост я закончила красавцами -- артистами. Героини были побледнее, я бы сказала, своих партнёров, кроме, пожалуй, Дуняши. В этом тоже есть свой резон. Ну, что хорошего ждёт Варю, старшую дочь Любови Андреевны. Вечная труженица, озабоченная, чем бы накормить семейство, как сохранить остатки былого великолепия, да какого там великолепия! -- просто сохранить имение, а точнее, продлить его агонию. Страстный поцелуй, в котором она сливается с Лопахиным, не говорит наверняка о том, что счастье для неё ещё возможно. Впрочем, как знать. Может быть, эта мизансцена и даёт надежду. Ведь по словам режиссёра, их постановка актуальна потому, что она заставляет зрителя (и персонажей тоже) поверить в себя. Так что Варя такая замученная трудами и заботами пчёлка -- какая уж тут красота! Однако хочется надеяться на благоприятные изменения в её сульбе.
И Любовь Андреевна со своим слабым и больным любовником растеряла былой шарм, хотя ведёт себя как богатая барыня, швыряя налево и направо остатки былой роскоши, совсем скудные сбережения. Аня со своей верой в светлое будущее молода, привлекательна, романтически наивна. Дуняша -- на фото со своим женихом Семёном Епиходовым, "двадцать два несчастья" -- живая, активная, что называется "палец в рот не клади". Она, Епиходов и Яша, молодой лакей Любови Андреевны, непременно вызывали смех зрителей, когда появлялись на сцене. Яша в исполнении актёра непревзойдённый комический персонаж в спектакле алтайцев. Шарлотта Ивановна -- гувернантка -- одновременно и комический, и трагический персонаж. Натура одинокая, никому не нужная, со своей куклой-дитём и фокусами, которые вовсе не смешные. Так талантливо артисты из Барнаула сыграли вчера своих героев. Убедительно, с полной отдачей, узнаваемо, если сравнивать с пьесой Чехова.
"Вишнёвый сад", по определению драматурга, комедия по жанру. 20 октября 1903 года К. С. Станиславский, прочитав «Вишневый сад», писал Чехову: «Это не комедия... это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте... я боялся, что при вторичном чтении пьеса не захватит меня. Куда тут!! Я плакал, как женщина, хотел, но не мог сдержаться» (Источник). Почему? Трагическое звучание тоже "прозвучало" (простите мою ошибку) в постановке наших гостей -- и в монологах героев, и в их бесприютности и неприкаянности, и в образе забытого всеми и запертого в заколоченном доме Фирса. Он весь спектакль что-то бормотал про себя на заднем плане -- внимательному зрителю, знакомому с пьесой Чехова, это шевеление губ актёра могло сказать о многом. Это образ старого слуги, сжившегося с помещичьей усадьбой и не представлявшего себе другого существования, умирающего вместе с садом и имением.
Зрители наградили артистов бурными долгими аплодисментами, овациями и криками "Браво!" Алтайцы показали спектакль классический в классической постановке по сравнению с первым своим спектаклем на нашей сцене -- мюзиклом "Фауст" -- и подарили нам ещё один праздник и триумф высокого искусства, "усилив впечатление от нашей собственной жизни" и дав тот "магический заряд, который помогает людям поверить в себя", -- как сказал режиссер спектакля Сергей Афанасьев.
 |
| Дуняша и Семён Епиходов -- "двадцать два несчастья". |
Будет окончание.
